"Было тихо, только щелкал розарий в его руках" (автор неизвестен)
A man that had six mortal wound, a man
Violent and famous, strode among the dead;
Eyes stared out of the branches and were gone.
Then certain Shrouds that muttered head to head
Came and were gone. He leant upon a tree
As though to meditate on wounds and blood.
A Shroud that seemed to have authority
Among those birdlike things came, and let fall
A bundle of linen. Shrouds by two and three
Came creeping up becouse the man was still.
And thereupon that linen-carrier said:
"Your life can grow much sweeter if you will
"Obey our ancient rule and make a shroud;
Mainly because of what we only know
The rattle of those arms makes us afraid.
"We thread the niddles' eyes, and all we do
All must together do." That done, the Man
Took up the nearest and began to sew.
"Now must we sing snd sing the best we can,
But first you must be told our character:
Convicted cowards all, by kindred slain.
"Or driven from home and left to die in fear."
They sang, but had nor human tunes nor words,
Though all was dan in coomon as before;
They had changed their throats and had the throats of birds.
Первая попытка подстрочника:
Шесть ран смертельных получив в бою,
Неистовый герой шел среди мертвых тел,
Взор устремив в ничто.
Мимо, шепчась, прошли фигуры в саванах.
Он прислонился к древу, словно размышлял
О ранах и потоках крови...
Тут Саван, властью облеченный среди них,
Птицеподобных, подошел к нему
И сверток уронил. По двое и по трое
Подкрадывались Саваны к герою.
Он был недвижен. И предводитель их сказал:
"Жизнь твоя намного краше будет, если саван
Себе сошьешь ты, как велит закон наш.
Ибо блеск и сталь оружья твоего
Пугают нас.
В игольное ушко мы вденем нить
И вместе сделаем, что дОлжно."
Герой повиновался, взяв иглу.
"Теперь должны мы петь, и можем петь прекрасно,
Но прежде должны тебе поведать, кто мы.
В трусости обвинены мы все, родней убиты
Иль изгнаны из дому в страхе умирать."
И песнь лилась - нет у людей ни слов таких, и ни напевов.
Хотя все было на привычный лад:
Они сменили горла свои на птичьи.
Вторая попытка подстрочника:
Шесть ран смертельных получив в бою,
Неистовый герой шел среди мертвых тел,
Взор устремив в ничто.
Фигуры в саванах шептались в темноте.
Он прислонился к древу, словно размышлял
О ранах и потоках крови...
Тут Саван, властью облеченный среди них,
Птицеподобных, подошел к нему
И сверток уронил. По двое и по трое
Подкрадывались саваны к герою.
Он был недвижен. Предводитель их сказал:
"Послушай, много краше будет жизнь твоя,
Коль саван себе сошьешь, обычаю согласно.
А блеск и сталь оружья твоего
Пугают нас. Пойдем, оставь его.
В игольное ушко мы вденем нить
и вместе сделаем, как дОлжно."
Герой повиновался, взяв иглу.
"Теперь должны мы петь. И можем петь прекрасно,
Но прежде знай, кто мы - нас обвинили
В трусости, и мы родней убиты
Иль изгнаны из дому умирать".
И песнь лилась - нет у людей ни слов таких, и ни напевов,
Хотя все было на привычный лад:
Птицеподобные, они имели горла птиц...
Так кончилось преданье.
Violent and famous, strode among the dead;
Eyes stared out of the branches and were gone.
Then certain Shrouds that muttered head to head
Came and were gone. He leant upon a tree
As though to meditate on wounds and blood.
A Shroud that seemed to have authority
Among those birdlike things came, and let fall
A bundle of linen. Shrouds by two and three
Came creeping up becouse the man was still.
And thereupon that linen-carrier said:
"Your life can grow much sweeter if you will
"Obey our ancient rule and make a shroud;
Mainly because of what we only know
The rattle of those arms makes us afraid.
"We thread the niddles' eyes, and all we do
All must together do." That done, the Man
Took up the nearest and began to sew.
"Now must we sing snd sing the best we can,
But first you must be told our character:
Convicted cowards all, by kindred slain.
"Or driven from home and left to die in fear."
They sang, but had nor human tunes nor words,
Though all was dan in coomon as before;
They had changed their throats and had the throats of birds.
Первая попытка подстрочника:
Шесть ран смертельных получив в бою,
Неистовый герой шел среди мертвых тел,
Взор устремив в ничто.
Мимо, шепчась, прошли фигуры в саванах.
Он прислонился к древу, словно размышлял
О ранах и потоках крови...
Тут Саван, властью облеченный среди них,
Птицеподобных, подошел к нему
И сверток уронил. По двое и по трое
Подкрадывались Саваны к герою.
Он был недвижен. И предводитель их сказал:
"Жизнь твоя намного краше будет, если саван
Себе сошьешь ты, как велит закон наш.
Ибо блеск и сталь оружья твоего
Пугают нас.
В игольное ушко мы вденем нить
И вместе сделаем, что дОлжно."
Герой повиновался, взяв иглу.
"Теперь должны мы петь, и можем петь прекрасно,
Но прежде должны тебе поведать, кто мы.
В трусости обвинены мы все, родней убиты
Иль изгнаны из дому в страхе умирать."
И песнь лилась - нет у людей ни слов таких, и ни напевов.
Хотя все было на привычный лад:
Они сменили горла свои на птичьи.
Вторая попытка подстрочника:
Шесть ран смертельных получив в бою,
Неистовый герой шел среди мертвых тел,
Взор устремив в ничто.
Фигуры в саванах шептались в темноте.
Он прислонился к древу, словно размышлял
О ранах и потоках крови...
Тут Саван, властью облеченный среди них,
Птицеподобных, подошел к нему
И сверток уронил. По двое и по трое
Подкрадывались саваны к герою.
Он был недвижен. Предводитель их сказал:
"Послушай, много краше будет жизнь твоя,
Коль саван себе сошьешь, обычаю согласно.
А блеск и сталь оружья твоего
Пугают нас. Пойдем, оставь его.
В игольное ушко мы вденем нить
и вместе сделаем, как дОлжно."
Герой повиновался, взяв иглу.
"Теперь должны мы петь. И можем петь прекрасно,
Но прежде знай, кто мы - нас обвинили
В трусости, и мы родней убиты
Иль изгнаны из дому умирать".
И песнь лилась - нет у людей ни слов таких, и ни напевов,
Хотя все было на привычный лад:
Птицеподобные, они имели горла птиц...
Так кончилось преданье.